В грамоте патриарха Иова архимандриту Солвычегодской обители, у Карамз. XI, пр. 232: «А Стефан иконник в роспросе сказал: ездил он в Киев променивати образов и жил в Киеве год да 13 недель и того ростригу Гришку видел в Киеве в чернецах... и был-де он... в Печерском и в Никольском м. в дьяконех, и к лавке его приходил с запорожскими черкасы.»
Так называлось укрепленное место, служившее центром соединения запорожской общины, в низовьях Днепра.
Сходки у казаков были малые собрания возле куреней, а рады — собрания общие на площади, для решения — важных дел. См. Истор. о казак. запор. в Чтен. Общ. Ист. и Др. Р. 1847, генв.
См. Летоп. Самовидца, 7: «З Запорожья через поля дикие з рарогом, раструбом (рогом и ястребом), орлом, хортом, казака бедного шлет (полковник) в городы, кому подарок шлючи якому панове.»
Ригельман, изложив мнения самих казаков о их происхождении, говорит: «Прочие же от древних некаких вольных людей, кои якобы не принадлежали ни к какому владению и потому мнят о себе все, будто б они навсегда право имеют в вольности, и ни под чьим точным владением, как только под защитою тех областей, к которым они прикосновенны, состоят; и для того не почитают себя, чтоб они были из русских людей, или чьи бывшие подданные.» (Летописное Повествование о Малой России, 3, в Чтен. Общ. Ист. и Др. Р. 1847, февр.). Самое слово казак значило человек вольный. До сих пор во всей России удержалась в народе поговорка вольный казак.
Как сами турки описывают казацкие морские походы, см. в Collectanea z Dziejopisow Tureckich, przez J. Sccowskiego; Боплан, в Опис. Укр., 63 — 69, рассказывает о них так: «Проезд казаков через Лиман (в море) не может совершенно укрыться от (турецкой) стражи; весть о выходе их в море быстро распространяется по морскому берегу, до самого Константинополя. Султан рассылает гонцов по берегам Натолии, Булгарии и Румелии для предостережения жителей. Но все это ни к чему не служит. Казаки, пользуясь и временем, и обстоятельствами, через 36, или 40 часов по выходе из Днепра, причаливают к берегам Натолии и, оставив для караула на каждой лодке по два товарища, и по два мальчика, вооруженные пищалями, делают высадку, нападают врасплох, приступом берут города, грабят, жгут, опустошают Натолию, нередко на целую милю от морского берега; потом немедленно возвращаются к судам, нагружают их добычею и плывут далее — на новые поиски.... Встретятся ли им на море турецкие галеры, или купеческие корабли, они бросаются на них в абордаж. Открывают же неприятельский корабль, или галеру прежде, нежели турки заметят их челны, возвышающиеся над морскою поверхностью не более 2/ футов. Увидев вдали корабль, казаки немедленно складывают мачту, замечают направление ветра и становятся таким образом, чтобы к вечеру солнце было у них за спиною. За час до захождения оного, на всех веслах плывут к кораблю и останавливаются на милю от него, чтобы не упустить неприятеля из вида. Наконец в полночь, по данному знаку, устремляются на врага: половина удальцов, готовых к бою, с нетерпением ждет абордажа и, сцепившись с турецким судном, в одно мгновение всходит на оное. Турки, изумленные нападением 80, или 100 лодок и множеством врагов, уступают; а казаки, забрав деньги, негромоздкие товары, которым не вредит подмочка, пушки и все то, что может быть для них полезно, пускают корабль на дно, со всем его экипажем... Наконец настает время к возвращению на родину. Турки между тем усиливают стражу на устье днепровском; но казаки смеются над этим, даже и тогда, когда битвы с неприятелем уменьшили число их, или волны морские поглотили некоторые из утлых челнов: они причаливают в заливе, в 3, или 4 милях на восток от Очакова. От сего залива к Днепру идет низкая лощина, длиною около 3 миль, которую море иногда заливает на / мили, покрывая ее водою не более, как на полфута. Через сию лощину, постепенно возвышающуюся к Днепру, казаки перетаскивают свои суда: над каждым челном трудится 200, или 300 человек, и через два, или три дни, весь флот, обремененный добычею, является на Днепре.... Впрочем и казаки, в свою очередь, попадаются в западню, если встретятся с турецкими галерами среди белого дня, на открытом море; тогда от пушечных выстрелов челны их рассыпаются, как стая скворцов, и многие гибнут в морской пучине; удальцы теряют все свое мужество и в быстром бегстве ищут спасения. Но когда решаются на битву, привязывают весла по местам и вступают в бой: одни не трогаясь с лавок, палят беспрестанно из пищалей; другие заряжают их и подают товарищам; меткие выстрелы их не допускают турков до ручной схватки. При всем том пушки наносят казакам вред ужасный: они обыкновенно теряют в сражениях с галерами около двух третей своих сподвижников, редко возвращается их на родину более половины; зато привозят богатую добычу.... Вот главный их промысел: они живут одною добычею; ибо, возвратясь на родину, ничем не занимаются, а умеют только пить и бражничать с друзьями.»
Летопись Самовидца, 7: «Сами державцы (владельцы земель) на Украине не мешкали, тилько уряд держали, и так о кривдах посполитых людей мало знали, альбо любо и знали, тилько заслеплены будучи подарками от старост и жидов арандарей, же (что) того не могли узнати, же (что) их салом по их же шкуре и мажут.»
Боплан (Описание Украйны, 52 — 58,) сохранил для нас любопытные подробности и о степных походах казаков. Привожу извлечения: «Казаки, зная, какая опасность ожидает их в степях, переходят оными в таборе, или в караване, т. е. между двумя рядами телег, замыкаемых спереди и сзади 8, или 10 повозками; сами же, с дротиками, пищалями и косами на длинных ратовищах, идут посреди табора, а лучшие наездники вокруг оного. Сверх того, во все четыре стороны, на / мили, высылают по одному казаку для наблюдения. Как скоро покажется неприятель, стражи дают сигнал, и табор останавливается. Если казаки откроют врагов, то бьют их; если же сами будут прежде замечены, татары подкрадываются к табору и внезапно нападают на оный... Случалось и мне несколько раз, с 50, или 60 казаками, переходить степи. Татары нападали на наш табор, в числе 500 человек, но не в силах были расстроить его; да и мы также мало вредили им, ибо татары только издали грозили нападением, не подъезжая, однако, на ружейный выстрел и, пустив через наши головы тучу стрел, скрывались... Намереваясь нечаянно разграбить какой-нибудь караван, буджаки употребляют весьма искусную хитрость. Надобно заметить, что тамошние степи покрывает густая, в два фута вышиною, трава, которую при проезде нельзя не притоптать; посему, опасаясь, чтобы следы не открыли числа и направления отрядов и чтобы неприятели не пустились в погоню, татары поступают следующим образом. Отряд человек в 400 разделяется на 4 шайки; одна идет к северу, другая к югу, третья к востоку, четвертая к западу. Одним словом, каждая сотня следует особенным путем, и прошед около 1/ мили, разделяется еще на 3 шайки, в 33 коня, которые также расходятся в разные стороны, если не препятствует какая-нибудь река; через полмили снова разделяются на три части. Таким образом не более 10, или 11 татар остаются вместе... Все это совершается скорее, нежели в полтора часа, на всем скаку: иначе, если казаки откроют их во время рассеянного движения, то никакая быстрота уже не поможет. Но хищники весьма опытны в сем маневре и так хорошо знакомы со степями, как искусные лоцманы с гаванью. Каждая шайка в 10, или 11 всадников, идет степью произвольно, избегая только встречи с другими; милях же в 10, или 12 от места разделения, в определенное время, все они сходятся в какую-нибудь лощину, где надеются отыскать корм для лошадей своих и воду. Иные прямо идут к месту соединения, другие же, находясь от оного далее, описывают дугу. Трава, притоптанная 11 лошадьми, на другой день поднимается, и следы изчезают... Татары изобрели хитрость сию с намерением обмануть казаков, которые преследуют их неутомимо. Сведав о появлении татарской шайки и зная, что в ней не более 500, или 600 человек, 1000, или 1200 казаков садятся на коней, ищут следов неприятельских и, по оным достигнув до средины описанного нами круга, в недоумении останавливаются, не зная, где искать врагов, ибо следы расходятся во все стороны... Из сего понятно, как трудно отыскать хищников. Казаки встречаются с ними случайно, во время роздыха, или ночл