Старец Филарет Романов, отзываясь в заточении о всех прочих боярах презрительно, говорил: «Один у них разумен, Богдан Бельский, к посольским и ко всяким делам добре досуж.» Акты Историч., т. II, донесение пристава Воейкова.
Самозванец сам рассказывал иезуитам в Польше, что он долго не знал, кто он. См. Annuae Litterae Societatis Iesu, an. 1604, р. 704, 706: «Князь, имея уже более двадцати лет от роду, узнал от воспитателей своих всю истину, отбыл тайно к некоторым вельможам (Польского) королевства», и пр.
Приведем для примера выписки из наказа приставу, отправленному в Сибирь вместе с Василием Романовым. «Везти дорогою Василья бережно, чтоб он с дороги не утек и лиха ни которого над собою не учинил.... А в Яранской приехав, занять себе и для Василья двор в городе, чтоб от церкви и от съезжей избы, и от жилецких дворов подале, а будет такого двора нет, и присмотря место, велеть двор поставить; а на дворе велеть поставить хором две избы да сени, да клеть, да погреб... А корму Василью давать с человеком: по калачу да по два хлеба денежных, да в мясные дни по две части говядины, да по две части баранины, а в рыбные дни по два блюда рыбы, какова где лучится, да квас житный; а на корм послано сто рублев денег.» Акты Историч. II, № 38. Об иноке Филарете Борис писал к игумену Сийского монастыря, чтоб он велел ходить Филарету в церковь с собою, «а от дурна его уговаривал, а бесчестья б ему ни которого не делал.» Там же, № 54.
Бер, Петрей, Маржерет согласно пишут об этом намерении Бориса. Г. Устрялов, в 18 пр. к I т. Сказ. Совр. о Дим. Сам. отрицает его, не приводя другого доказательства, кроме намерения Борисова овладеть Ливониею. Но разве одно с другим несовместно?
Петрей шведский посланник, бывал несколько раз в России во время самозванцев и видел могилу принца Густава.
Собр. Гос. Гр. и Д. II, № 97: «Густава хочем имети в ином береженьи, не как князя, либо королевича шведского, но, просто, как человека, в таких (научных) делах смышленого.»
Маржерет, стр. 13, 14, пишет: «Вы найдете (в России) всякого рода дичь и животных, как и во Франции, исключая кабанов. Ланей и диких коз довольно в восточных и южных областях; лосей множество во всей России (самые большие лоси находились в лесах близ Ростова, Вычегды, Новогорода, Мурома и Перми. Карамз. X, 144); кролики весьма редки; фазанов, куропаток, дроздов серых и черных, перепелок, жаворонков весьма много, кроме бесчисленного количества другой дичи, исключая бекасов, коих мало видно. В августе и сентябре бывает много журавлей, лебедей, гусей и диких уток; из аистов я видел зимою только одного совершенно черного. Плотоядные животные суть: медведи белые и черные, — их очень много; лисицы, коих пять родов, и волки, звери обыкновенные по обширности лесов, весьма вредные для домашнего скота. (Лизек, секретарь цесарского посла, бывшего в Москве в 1675 году, уверяет, что дорога от Смоленска до Москвы была весьма опасна от множества волков, которые из темного, беспрерывного леса бросались на путешественников. Relatio.... strictim resensita per Ad. Lyseck, 1676, сар. VII, в Сказ. Совр. о Дим. Сам., III, пр. 18.) Сверх того во всякое время попадаются соколы, ястребы и другие хищные птицы. Реки изобилуют такою вкусною, разнообразною рыбою, что подобного богатства нет во всей Европе» и пр.
Не упоминая о других, более известных рассказах о мнимых ужасах природы в России, приведу слова французского путешественника Гильберта де Лянной, который посещал в начале XV века Новгород и Псков, «чтоб видеть свет». Он говорит, мешая обыкновенное с небывалым и называя все чудесами: что «когда ехал через лес, слышен был треск деревьев, которые от холоду кололись и распадались от вершины до корня. Груды конского навозу отскакивали от мерзлой земли вверх; а когда заснешь ночью в этой пустыне, то утром найдешь бороду, брови и веки омерзлые от дыхания и все во льду, так что проснувшись едва можно открыть глаза. Еще иное чудо холода видел я долго: глиняный горшок, полный воды и мяса, приставленный к огню, с одной стороны кипел, а с другой обмерзал льдом.» Вслед за тем он удивляется, что мокрые серебряные чашки примерзли к его пальцам и, когда он сложил две вместе, так они смерзлись от холоду. Voyages et Ambass de m. Guilbert de Lannoy, 1399-1450. Мильтон (A brief History of Moscovia) уже во второй половине XVII века, говорит почти то же: «В Московии так холодно зимою, что полено дров, положенное в огонь, с одной стороны пылает, а с другой обмерзает.»
«Платьицо, государь, на нем было атлас ал, делано с конютелью по-немецки; шляпка пуховая; на ней круживца, делано золото да серебро с конютелью; чулочки шелк ал, а башмачки сафьян синь.» В другом месте: «А платьицо на нем в то время было атлас желт с круживцом, шапочка вашего государского жалованья, третьего наряду, бархат синь, низана жемчугом окол соболей, чулочки шелк желт.» В Датских Делах, отписки Салтыкова и Власьева о Герцоге Иоанне, Карамз. XI, пр. 60.
См. выше; прим. 6.
В Никон. лет. «Дойде же до царя Бориса, что его (Иоанна) любят всею землею; он же яростию наполнился и зависти, и чаяше того, что по смерти моей не посадят сына моего на царство, и начат королевича не любити и не пощади дочери своей, и повеле Семену Годунову, как бы над ним промыслити... Королевич же впаде в болезнь и посла по дохтуров; дохтуры же быша у того боярина Семена в приказе... и возвестиша Семену, яко можна ему пособити; он же на них свирепым оком зряше, и ничего не проглаголаше; они же то видяху, яко не годно бысть, королевич же и умре.»