В актах упоминаются два свидетеля. Один был Юрий Петровский или Петруша, русский выходец, слуга литовского канцлера Льва Сапеги. Он объявил, что Угличский царевич имел приметы самозванца: бородавку на носу возле глаза и короткую руку. Другой был крестьянин Юрия Мнишка, бывший в плену у русских во времена Иоанна IV и видевший, по его словам, Дмитрия в Угличе. (Собр. Гос. Гр. II, 293 — 296.)
В Annuae Litterae Societatis Iesu, an. 1604, стр. 704, 705, сказано: «сопровождаемый одним польским вельможею. Кому ж другому быть этим вельможею, если не пану Мнишку, который у себя в доме обратил уже самозванца к учению римской церкви, который списывался об этом с нунцием и был усерднейшим покровителем московского претендента?
Бер, 37: «Новые свидетельства в смерти царевича наконец убедили его, что виновниками обмана были зложелатели его, бояре.» Далее на стр. 45: «Он сказал князьям и боярам в глаза, что это было их дело — в чем и не ошибся — что они изменою и крамолами стараются свергнуть его с престола.»
Никон. Лет. VIII, 39: «Царь же Борис ужастен бысть.» Бер, 34: «Эта новость его ужаснула.»
Бер, 45: «В сентябре собралось на русской границе до 6 тысяч казаков (положим, что это число и преувеличено), по наущению монаха Отрепьева (Леонида), который уверял их, будто бы законный русский царь жив и скрывается в Польше, в то же время дал знать мнимому Дмитрию, что казаки ожидают его на пределах, что они горят желанием сразится за него с Борисом», и пр.
Речь Посполигая значит республика. Так называлось Польское королевство по своему конституционному устройству.
Так зти земли названы в Белоцерковском универсале Богдана Хмельницкого.
В Сказ. о Гр. Отрепьеве, 10: «Послани быша от царя Бориса многие дары ко князю Костянтину Костянтиновичу» (Острожскому). Там же, стр. 11: «Приидоша с Москвы послы и принесоша много златых к королю, яко да выдаст сего еретика Борису царю.»
Главные из этих соучастников были Остерский староста Ратомский и два монаха, вероятно, Мисаил и Леонид. Немцевич, кн. VI, 248.
Борис подозревал, видно, воевод северских в сношениях с приверженцами Отрепьева: он именно к тем из них прислал новых товарищей, которые потом оказались изменниками: в Чернигов, в добавок к князю Татеву и князю Шаховскому, Басманова и князя Никиту Трубецкого (узнав, что Чернигов во власти самозванца, они засели в Новгороде Северском), а в Путивль, в прибавку к Рубцу Мосальскому, Михайла Михайловича Кривого-Салтыкова.
Местное название природных глубоких и широких рвов или ущельев, которыми изрезаны возвышенные берега Десны у Новгорода Северского. Место стана самозванцева означено мною по Конискому (Истории Руссов, 43), который, хоть и баснословит в описании Новгород-Северской осады, но верно описывает местность, почему и можно полагать, что у него были под рукою какие-нибудь изчезнувшие для нас записки. — Паэрле, 8: «Дмитрий, подступив к ней на 4 мили, выслал вперед» и пр. Далее, стр. 8: «Царевич не решился идти вперед и двое суток простоял на одном месте.» — В дневн. Лжедмитрия записано: «/ (ноября) под Новгородком; / — / там же; / под замком пальба.» Всему этому указание Кониского не противоречит.
См. Собр. Гос. Гр. и Д. II, № 78. Годунов, собирая подмогу Брянской рати, пишет к патриарху и духовенству: «Войска наши вельми оскудеша: овии, прельщении тем вором, к нему предалися; многие казаки, забыв к нам крестное целование, нам изменили, а иные от долгого стояния изнурились и испроторились, в дома разошлись, и тако воям нашим зело умалившимся; многие же люди, имея великие поместья и отчины, а службы не служат ни сами, ни их дети, ни холопи, и живут в домах, не пекущеся о гибели царства и о святой церкви.»
Там же, стр. 175. Царь пишет выговор Смоленским воеводам, зачем они совестятся пытать людей духовным: «И вы то делаете не гораздо, что такие дела ставите в оплошку, а пишете, что у диякона некому снять скуфьи и затем его не пытали.... и вам бы велети в том пытати накрепко и огнем жечь.»
См. выше, примеч. 78.
Еще 17 августа, Хрущов, приведенный к Отрепьеву донцами, на расспросы его, говорил, что, едучи на Дон, встретился с воеводами Петром Шереметевым и Михаилом Салтыковым, и те его «один на обед, другой на ужин просили; и там Хрущов, отведя (Шереметева) на сторону, упомянул о царевиче, сказавши, о чем ему с донскими казаками говорить велено....Шереметев, пожав плечами, сказал: мы ничего не знаем.... однако догадываемся, что против иного, а не перекопского хана он (Борис) нас отправил; и, если так, то трудно воевать против природного государя.» (Собр. Гос. Гр. и Д. II, № 81.)
В Дневн. Лжед. они названы боярами, но это, видно, произошло оттого, что поляки не знали различия между боярами и боярскими детьми. Бояр в войске Мстиславского было не много, и все они известны наперечет (см. Арцыбашев. Кн. V, пр. 493).
Бер, 46: «Кто не слушался (указа о походе), был наказан: иных лишали поместья, других сажали в тюрьму, иных секли плетьми, так что на спине у них не оставалось и столько целого места, где было бы можно уколоть иглою. Сии строгие меры принудили всех идти к войску.»
«И до самого стяга и знамения воеводского добишась и много бесчисленно людей падоша.... и воины Борисовы побегоша; они же их девять верст и больше гнаша секуще: трупу ж человека яко лесу порониша, и яко мост на 9 верст помостиша.» (Из Хронографа, у Ка-рамз. XI, пр. 272.)