Повесть о Борисе Годунове и Димитрии Самозванце - Страница 56


К оглавлению

56

85

Таковы были казаки и во время Пожарского, под Москвою: «овии убо боси, овии же нази, токмо едино оружие имуще в руках своих и меч при бедре своей». (Авр. Палицын, 277). В начале Самозванщины им не от чего было быть в лучшем состоянии.

86

Дневн. Лжед. «/ (января). В лесу при деревне. Тревога.» Тревога эта не могла быть по случаю открытия неприятеля, потому что он оставлен далеко за Десною. Видно, это была тревога внутренняя.

87

Как и было доказано через три дня, когда 400 польских всадников опять возвратились к самозванцу (Паэрле, 17.)

88

Паэрле, 17. Начальники этих четырех сотен были: Остерский староста Мих. Ратомский и Тишкевич с ротмистрами. (Карамз. XI, пр. 276.)

89

Де-Ту, 135: «Дмитрий находил, по словам его, сильнейшую опору в своей совести: обыкновенно перед началом битвы он молился усердно, так чтобы все его слышали, и воздев руки, обратив глаза к небу, восклицал: «Боже правосудный!» (и пр. как перед Новгород-Северскою битвою). Если действительно так было (замечает Де-Ту) и если сей человек, зная ложь своих речей, не боялся обманывать с такою уверенностью: ему надлежало быть самым бесстыдным плутом; если же он, поверив молве неосновательной, действительно считал себя царевичем: нельзя не подивиться, как жестоко играла им судьба....»

90

С противной стороны пало только 560 человек. (Петрей, у Арцыбашева кн. V, пр. 530.) Поляки, взятые в плен, были: Тишкевич, несколько ротмистров и шляхты. (Карамз. XI, пр. 287.)

91

Никон. Лет. VIII, 63: «Бояре же и вся рать оскорбишася, в рати же стало мнение и ужасть от царя Бориса; с тое ж поры многие начаша думати, как бы царя Бориса избыти, а тому окаянному служити Гришке.»

92

Доказательством осталась известная карта России, начертанная царевичем Фёдором.

93

Шаум, Trag. Dem.-Moscov. 11: «Простой народ, не умевший сам с собою посоветоваться, приступил к... Василью Ивановичу Шуйскому, умолял его не утаить правды, точно ли он похоронил Дмитрия, законного сына Иоанна Васильевича, яко бы в Угличе убитого. Тогда Шуйский.... показал, что Дмитрий спасся от поисков Бориса, а вместо его забит сын одного священника и погребен по великокняжески, и что теперь явился настоящий Дмитрий.» (См. также Петрея, которого сочинением, как видно, Шаум руководствовался).

94

Теперь оно составляет одну из частей Москвы.

95

Сказано в Розрядной книге (у Карамз. XI, пр. 342), что Лжедмитрий «велел цареву Борисову жену и сына её убить»; но кто и когда писал эту книгу? Неужели боярам и дьякам надо было написать в ней свою исповедь? То же потверждено и в Никон. Лет. VIII, 68; но смел ли летописец, если б и знал истину, изобличить бояр в цареубийстве? Гораздо безопаснее было сложить вину на мертвого Отрепьева.

96

Карамзин говорит (т. XI, стр. 122), что самозванец расположился станом, на лугах Москвы-реки, 16 июня, но этого числа нет в источниках, на которые он ссылается в примечании 356. По Карамзину, Отрепьев простоял четыре дня перед Москвою, а Бер именно говорит, на 59 стр.: «Здесь он пробыл двое суток.»

97

Под именем властей, в современных писаниях, разумеются архиереи и знатнейшие архимандриты. См. Арцыбашева, кн. V, пр. 579.

98

По смерти Лжедмитрия, Марфа, по воле царя Василия Шуйского, говорит в грамотах: «И он, ведая свое воровство, по нас не посылал многое время, а прислал к нам своих советников, а велел того беречи накрепко, чтобы к нам никто не приходил, и с нами б об нем никто не разговаривал.... и говорил нам с великим прещеньем, чтоб мне его не обличити, претя нам и всему нашему роду смертным убивством.» (Собр. Гос. Гр. и Д. II, № 146.)

99

Маржерет, 87: «Он встретил ее за версту от города; поговорив с сыном около четверти часа, в присутствии всех вельмож и граждан, она села в колесницу», и пр. — Бер, 61: «Увидев друг друга, они обнялись, изъявляя радость неописанную. Старая царица весьма искусно представляла нежную мать, хотя на душе у неё было совсем другое.... Дмитрий пешком провожал её карету.» — Паэрле, 34: «Царь встретил ее пышно, со многими князьями, воеводами и боярами, почти на полчаса пути от города: там он слез с коня. Мать и сын увидели друг друга с такою радостью, что не только они, но и многие из присутствовавших при свидании их, плакали от умиления. Дмитрий проводил ее до дворца.» Из этих выписок видно, что ни Бер, ни Маржерет, которые могли быть свидетелями этого свидания, ни Паэрле, любящий описывать все принадлежности церемоний, не упоминают о шатре, в котором, по словам грамоты Шуйского, от лица Марфы (Собр. Гос. Гр. и Д. II, № 146) и записки об ответах польских послов (Карамз. XI, пр. 383), будто бы Отрепьев виделся наедине с Марфою и «претил ей смертным убивством, чтоб его не обличати.» Слишком был бы он прост, если б, зная обман свой, выбрал такое время и место для прещения!

100

Бер, 49: «Дмитрий объявил подробно (в разосланных из Путивля по России грамотах), сколько ему было лет, когда хотели его умертвить, кто замышлял на жизнь его, кто был его спасителем, крестным отцом, как воспитывали его в Белоруссии, как помогали ему польские вельможи и каким образом, за несколько перед тем лет, он приезжал с польским послом, великим канцлером Сапегою, в Москву, где видел на прародительском престоле злодея своего, Бориса.»

101

Собр. Гос. Гр. и Д. II, № 146: «Посадил меня в монастырь, и приставил ко мне потому ж своих советников и остерегати того велел накрепко, чтоб его воровство было не явно.»

102

56